Тоже, конечно, абсолютная липа, но если кто-то увидит танк – надо же будет что-то говорить.
Огромное поле Китцингеров было вспахано еще до рассвета, и танк вместе с плугом водворены в сарай.
– Если бы половину наших танков пустить у нас в Союзе на поля – нам Канада с ее валютной пшеницей нужна была бы, как рыбке – зонтик! – сказал мне Нартай, стягивая с головы шлемофон. – А уж если все танки бросить на это дело – мы бы весь мир зерном завалили! Да?
На следующий день, когда мы с Эдиком, Катей и Нартаем вечером вернулись из Мюнхена в «Китцингер-хоф», у дома, под навесом нас ждали – ужин, Наташа, чуть хмельной Петер и тот самый полицейский – Клаус Зергельхубер, безнадежно влюбленный в Катю. Он был без формы – в обычных джинсах, майке и короткой кожаной куртке, но я сразу узнал его по описаниям Кати и Эдика.
– Гутен абенд, – неприветливо буркнул ему Нартай и стал вытаскивать из машины реквизит Эдика, Катину гитару и сумку с костюмами. Эдик и Катя пошли принять душ перед ужином, а Петер познакомил меня с Клаусом. Перемежая непонятную для меня немецкую речь отчетливыми русскими матюгами, Петер сказал:
– Это Клаус – сын моего старого приятеля. Они тут на озере живут. Он брал у нас читать вашу книжку и теперь захотел познакомиться с писателем. Что будем пить – водку, вино, пиво?
– Пиво, – ответил я, поняв только последний вопрос.
В середине ужина Наташа вдруг спохватилась.
– О, Наташа!.. Совсем старая стала! – с досадой сказала она о себе в третьем лице. – Ничего не помню… Катя! Тебе пришло письмо из Америки!
– Давай, давай!.. – крикнул по-русски Петер.
Я видел, как Катя неожиданно растерялась и умоляюще посмотрела на Наташу. Наташа быстро сбегала в дом и вернулась с большим красивым конвертом учрежденческого типа.
– Вот! – она подала конверт Кате.
У Кати мелко тряслись пальцы – она никак не могла вскрыть это письмо. Эдик взял конверт из ее рук и вскрыл сам. И подал письмо Кате.
Из конверта она вытащила плотный лист с типографски напечатанным грифом, и текстом, набранным на компьютере.
– Это не от Джеффа… – упавшим голосом тихо сказала Катя.
– Из Пентагона? – тут же спросил Нартай.
Катя всмотрелась в английский текст и удивленно произнесла:
– Да… А откуда ты знаешь?
– Что написано? – Нартай злорадно покосился в сторону Клауса.
– А я откуда знаю… – совсем расстроилась Катя и по-немецки сказала: – Клаус, пожалуйста, переведи мне хотя бы на немецкий!
– Найн проблем! – улыбнулся ей Клаус и бегло прочитал по-немецки английский текст.
Эдик довольно толково перевел с немецкого на русский:
«Почтенная мисстрис Катерина Гуревич. На Ваш запрос сообщаем Вам, что Вашего племянника лейтенанта Джеффри Р.Келли в настоящее время в США нет. Уже несколько месяцев он находится в служебной командировке в России, в качестве переводчика американской экспертной группы при Комиссии по разоружению ООН.
Возвращение лейтенанта Дж. Р.Келли в Соединенные Штаты планируется на сентябрь месяц этого года.»
– Ну вот! Теперь у нас есть хоть четкая информация! – удовлетворенно произнес Нартай.
– Ничего не понимаю… – Катя ошеломленно оглядела всех сидящих за столом. – Какой «племянник»?!.. Почему «почтенная мисстрис»? И потом, я никогда не писала в Пентагон!..
– Насчет «племянника» и «почтенной мисстрис» Клаус свободно мог ошибиться при переводе, – сказал Эдик и спросил Клауса по-немецки: – Клаус, там так и написано – «Вашего племянника»? Ты не ошибся?
– Найн! Ганц генау! – рассмеялся Клаус.
– Странно… – Катя удивленно вертела в руках письмо из Америки. – Какой-то идиотизм! Что-то вроде «на деревню – бабушке…»
– Не «бабушке», а одинокой родной старенькой тете, которая сейчас временно живет в Германии и очень хотела бы увидеть своего племянника, – спокойно сказал Нартай.
– Так это твоих рук дело?! – ахнул Эдик.
– Не только моих, – со скромным достоинством ответил Нартай. – Я написал письмо по-русски, дал его тому чеху… Помнишь, аккордеониста Тони Мареша? Он перевел письмо на немецкий, и мы вместе попросили этого жонглера из Лондона – Стива Дэвиса переписать наше письмо по-английски. А когда я ему заслал бутылку «Корна», он и адрес точный узнал, и конверт сам надписал… Я только отправил.
Наташа в меру своих сил пыталась переводить Петеру и Клаусу историю появления американского письма в «Китцингер-хофе».
Все смотрели на Нартая. Наступила его звездная минута!
– Но почему я – «тетя»?!! – закричала Катя. – Зачем тебе нужно было врать в этом письме от моего имени?!
Тут Нартай не на шутку разозлился! Он посмотрел на Катю в упор и зло проговорил:
– Елки-палки! Чтоб не сказать хуже… Да, если бы я написал всю правду, разве они ответили бы?! Мало ли у них америкашек, которые делают детей по всему миру, а потом их только и видели?! Представляешь, сколько таких правдивых писем от этих несчастных дурочек идет в Пентагон? А если приходит письмо от пожилой, одинокой тети, которая всего лишь скучает по своему американскому племяннику, – тут просто грех не ответить. Это ты можешь понять своими куриными мозгами?!
Катя обняла Нартая, прижала его к себе и тихо спросила:
– Я надеюсь, ты не написал в этом письме, что к тому же старенькая европейская тетя уже пятый месяц беременна от своего американского племянничка?
И поцеловала Нартая в нос.
Через два дня, восемнадцатого числа, теплым августовским вечером я улетал в Москву, увозя с собой собственноручно изготовленное Наташей и Петером салями, десяток писем Нартая во все советские инстанции, два письма Эдика, просьбу Кати попытаться узнать местопребывание Джеффа в России и, заранее заготовленный, официальный вызов немецкой киностудии, где меня просили «прибыть в Мюнхен для дальнейшего продолжения работы над фильмом в любое удобное для Вас время, начиная с 15 декабря этого года».