Русские на Мариенплац - Страница 77

Правда, поначалу, когда мы все трое у них поселились, я однажды случайно услышала их разговор в свинарнике. Они думали, что я ушла кормить оленей, а я припозднилась со стиркой и только стала собираться в загон, слышу разговор в свинарнике. Наташа говорит:

– Мы обязаны сообщить, что у нас живут иностранцы. И что в нашем сарае стоит их танк.

А Петер ей отвечает:

– Ничего и никому мы не обязаны. А уж если обязаны, то этим самым иностранцам – они с нас половину забот по хозяйству сняли. И в доме в сто раз веселее! Ты посмотри на себя в зеркало – ты же на десять лет моложе стала выглядеть!..

И, наверное, там, в свинарнике, стал лапать Наташу, потому что она как рявкнет на него:

– Убери руки, кобель старый! Нашел время под юбку лезть! Ты обязан пойти и сообщить!

– Никуда я не пойду, – говорит Петер и, видимо, продолжает тискать Наташу, потому что она, слышу, чуть ли не криком кричит:

– Да отцепись ты! Насмотрелся голых девок по телевизору…

У нас по пятницам, субботам и воскресеньям по двум программам – по РТЛ и Сат-один – разную эротическую хреновину показывают…

– Не хочешь ты, сообщу я, – говорит Наташа. – Потому что я, как честная немка…

И вдруг слышу, в свинарнике повисла тишина. Даже поросята перестали хрюкать.

А потом – голос Петера. Такой тихий, такой чугунный, что даже мне не по себе стало.

– Это я тебя сделал немкой. И ты никому ничего никогда сообщать не будешь. Аллес кляр?

Дескать, «тебе все ясно?»

– Хорошо, хорошо… Конечно! – торопливо и испуганно говорит Наташа. – Как ты скажешь – так и будет. Я просто подумала, что если создаются какие-то законы и правила, то…

– То они не должны никому приносить вреда, – заканчивает за нее Петер, и Наташа замолкает.

Думаю, что эта тема у них больше не возникала.

Освещая себе путь мощной фарой, танк безостановочно тащил за собой широкий плуг с Петером и Эдиком в шлемофонах, слегка замедлял ход на разворотах и по прямой снова набирал скорость. Вспахана была уже половина поля…

– Ты говорила про полицию, – напомнил я Кате. Она усмехнулась, покачала головой.

– В первый раз мы очень испугались. Сидим, ужинаем – Наташа, Петер, Эдик и я. Нартая не было. Он еще с утра уехал на озеро к Зергельхуберам – чинил им какой-то мотор на их сейнере. Он у них там постоянно пасется. Клиентуры у него – хоть отбавляй! И Моосгруберы, и Рингсайсы, и Бирбихлеры… Кому трактор наладить, кому мотор исправить, кому еще что-нибудь. Он у нас нарасхват…

Одним словом, сидим ужинаем, ждем Нартая. И вдруг неожиданно подкатывает желто-зеленый полицейский «БМВ». Мы с Эдькой перетрусили. Я уже хотела юркнуть к себе в «келлер» – с глаз долой, но в это время из полицейской машины выскакивает Нартай, а из-за руля вылезает такой квадратненький полицейский лет двадцати пяти и говорит:

– Грюсготт! Гутен абенд… Добрый вечер. Оказывается, это сын Зергельхубера – Клаус. Нартай уже слегка «на кочерге» – они там со старым Зергельхубером по паре стаканчиков приняли, и этот Клаус решил отвезти Нартая домой.

Наташа тут же заюлила, начала ставить для них тарелки на стол:

– Ах, Клаус… Как ты вырос! Как повзрослел! Как тебе идет эта форма, Клаус! Я же тебя совсем маленьким помню…

Выпили по рюмочке, а потом Петер попросил меня спеть и поиграть на гитаре… Мы в тот день на Мариенплац не работали, глотка у меня малость передохнула и с голосом было все в порядке. Эдик притащил гитару и я попела для них немножко.

Вот с тех пор этот полицейский, Клаус, к нам и стал ездить минимум три раза в неделю. То шоколадку привезет, то цветочки, то еще что-нибудь…

Уже через неделю Нартай его просто возненавидел! Он вообще не переваривает, когда за мной кто-то начинает ухаживать. А о Джеффе он даже слышать не хочет!.. Хотя, когда недавно Наташа заговорила о том, что у Зергельхуберов на озере два замечательных дома, что они очень богатые люди, потому что рыбный промысел приносит им солидный доход, и Клаус – единственный наследник всего этого, и стала многозначительно на меня поглядывать, Нартай просто взбеленился:

– Тетя Наташа! Вы кончайте Катьку сватать! У нее есть Джефф Келли и…

– Нет у нее никакого Джеффа! – закричала Наташа. – И ты это знаешь не хуже меня! Где этот Джефф?! А всю жизнь одной, да еще с ребенком… Надо думать о завтрашнем дне! А Зергельхуберы согласны. В прошлое воскресенье в кирхе мне старый Зергельхубер так и сказал: «Пожалуйста! Пусть будет ребенок… Мой Клаус ей еще столько детей наделает, что уже через год их никто и не различит. Все они будут „Зергельхуберы“!»..

– Успокойтесь, – говорю. – Не спорьте. Мои дети будут только «Келли» или, на худой конец, «Гуревичи». Третьего не дано.

А Клаус все ездит и ездит к нам. Такой упорный баварский крестьянин! Но очень неплохо говорит по-английски. И вообще, вполне приличный и неглупый паренек.

Нам что главное? Нам важно, чтобы он про танк не пронюхал.

Про нас-то, я полагаю, он уже все давно понял. Хотя Петер с Наташей всем наплели, что мы с Нартайчиком ненадолго приехали к Эдику в гости и слегка задержались… Все это, конечно, шито белыми нитками, но полицейский – всегда полицейский. Особенно влюбленный полицейский. В нем же все обострено, он все воспринимает с повышенной подозрительностью.

Правда, Петер, на всякий случай, уже заготовил версию, будто он этот танк купил в ГДР, и не как боевое оружие, а просто как тягловую силу. Вроде как трактор повышенной мощности. А то, что этот трактор с пушкой – так ему, пожилому человеку, ее никак самому не отпилить, а кроме всего прочего, эта пушка ему совершенно не мешает. Пушка и пушка – подумаешь! Он же стрелять из нее не собирается…